Его отец был белым офицером, один дядя служил у Колчака, другой — у Деникина.
Может быть, именно от них унаследовал он «темперамент убийцы», как он сам о себе говорит.
Его не пугали ни немцы, с которыми он вступал в схватку врукопашную, ни брызжущий слюной Хрущев.
Он едва не погиб во время Великой Отечественной.
И потом еще много раз умирал — когда физически, когда морально.
«Мой лозунг — “ничего или все”. Или я живу так, как хочу, или пусть меня убьют. Не уступать: никому — ничего — никогда! Я столько раз должен был умереть... Я и умирал; в жизни было столько ситуаций, из которых невозможно было выйти живым, я в те ситуации попадал потому, что ни от чего не прятался, — но какая-то сила меня хранила и спасла. Я удивляюсь, что дожил до своих лет».
Самая большая работа мастера - барельеф "Рождение разума" - по периметру окружает библиотеку Московского института электронной техники.
Прошло немногим более 40 лет после создания барельефа, но уже непросто отделить правду от вымысла.
На сайте Неизвестного читаем:
1974 - the 970-meter
Скульптор и его детище
М. С Качан тоже пишет про 1974 год
Другие источники, в том числе Википедия называют другую дату 1970-1971 годы
В 1972 году в институте снимали фильм "Человек на своем месте".
Вот кадры из фильма
Барельеф уже есть!
Я поступила в институт в 1983 году. Современным студентам трудно представить насколько закрытыми и засекреченными были Зеленоград и МИЭТ в 70-е и 80-е годы прошлого века. И даже в начале 90-х годов у меня были трудности с получением загранпаспорта, так как в трудовой книжке соседствовали записи о работе на заводе, который выпускал подводные лодки, и о учебе в МИЭТ.
Так вот, засекреченный вуз был тем не менее местом, где в среде истинных партийцев и комсомольцев витал дух вольнодумства.
В середине марта 1984 года институтский комитет ВЛКСМ собрал несколько активистов для подготовки и проведения дня открытых дверей в последний день весенних школьных каникул. Комсомольцы-активисты должны были водить группы школьников по институту и проводить экскурсию по корпусам, аудиториям, факультетам и кафедрам.
В 1976 году Неизвестный эмигрировал. Его считали диссидентом, хотя сам он себя таковым не считал.
«Я никогда не был диссидентом, принципиально. Хотя неприятности у меня были вполне диссидентские. Мне не давали работы, не пускали на Запад. Против меня возбуждались уголовные дела, меня обвиняли в валютных махинациях, в шпионаже и прочем. Меня постоянно встречали на улице странные люди и избивали, ломали ребра, пальцы, нос. Кто это был? Наверное, Комитет. И в милицию меня забирали. Били там вусмерть — ни за что. Обидно было страшно и больно во всех смыслах: мальчишки бьют фронтовика, инвалида войны... А утром встанешь, отмоешь кровь — и в мастерскую; я ж скульптор, мне надо лепить. Нет, нет, я не был диссидентом — готов был служить даже советской власти. Я же монументалист, мне нужны большие заказы. Но их не было. А хотелось работать!»
Конечно, 80-е годы это не 30-е и не 50-е, но тот человек, которому пришла в голову рассказать студентам-экскурсоводам и школьникам о том, что барельеф был создан Неизвестным, сильно рисковал не только комсомольским или партийным билетом, но и карьерой.
Когда мы собрались перед началом дня открытых дверей, то получили на всех один единственный печатный листочек, на котором было написано про строительство здания МИЭТ. Что называется "быстренько прочитал и передал другому."
Надписи "после прочтения уничтожить" не было, но это подразумевалось само собой.
Я помню свою реакцию после прочтения фамилии и имени.
Эрнест Неизвестный. Это звучало как Эразм Роттердамский. Веяло стариной и величием.
